Последние исследования американских археологов в районе Сан-Лоренсо еще больше запутали картину развития ольмекской культуры, исходя из полученных дат радиоуглеродного анализа и того факта, что в засыпке кладбища разбитых каменных скульптур находились обломки керамики только этапа Сан-Лоренсо (1200-900 гг. до н.э.). М. Ко счел возможным датировать вполне сложившийся и зрелый стиль ольмекского искусства именно этим временем. С другой стороны он признает наличие в Сан-Лоренсо более поздних материалов (этап Палангана), синхронных в целом с Ла Вентой и датируемых по данным радиоуглеродного анализа 600-400 гг. до н.э. М. Ко не отрицает явного стилистического сходства между каменными изваяниями из Сан-Лоренсо и Ла Венты, он относит вся монументальную скульптуру ольмекского стиля из Ла Венты к 800 г. до н.э. В.И. Гуляев считает, что данный вывод не имеет под собой никаких оснований. В качестве аргумента он приводит следующий факт: монумент 25 из Ла Венты с типично ольмекским персонажем с ягуароподобным ртом датирован авторами раскопок четвертым строительным периодом, примерно 400 г. до н.э., так как между каменными изваяниями из Сан-Лоренсо и Ла Венты существует явное стилистическое сходство, то и в Сан-Лоренсо какая-то часть ольмекоидных монументов доживает до 400 г. до н.э. Сан-Лоренсо, Ла Вента и Трес-Сапотес пока единственные ольмекские центры, где были найдены гигантские каменные головы. Стилистическое сходство, по мнению Гуляева, – несомненное доказательство их синхронности. Учитывая, что в Трес-Сапотес имеется множество других совпадений в скульптуре и керамике и с Ла Вентой, и с Сан-Лоренсо, а также, что для Трес-Сапотес есть достаточно надежная дата на типично ольмекской стеле С – 31 г. до н.э., Гуляев предполагает, что монументальная скульптура всех вышеназванных памятников относится ко времени не ранее второй половины – конца 1 тыс. до н.э.

В окончательном виде схема развития ольмекской культуры по Гуляеву выглядит так:

Древнейший этап относится к среднеархаическому времени и представлен в Ла Венте (этап Ла Вента) и Сан-Лоренсо (этап Сан-Лоренсо).

Второй этап – поздпеархаический –отчетливо выявляется в Ла Венте (Ла Вента 2), в Трес-Сапотес (Трес-Сапотес 1), в Серро-ле-лас-Месас (нижний 1) и в Сан-Лоренсо (этап Палангана, 1 часть).

Протоклассический этап (конец Трес-Сапотес 1 и Ла Вента 3, Серро-де-лас-Месас, нижний 1, Сан-Лоренсо – Палангана поздняя).

Раннеклассический этап (первые века нашей эры) в Трес-Сапотес 2 и Серро-ле-лас-Месас.

Гуляев снова приходит к выводу, что формирование ольмекского стиля искусства относится ко времени не раньше второй половины 1 тыс. до н.э., т.е. к этапу поздней архаики и к переходному периоду от архаики к цивилизации.

Интересным и важным является вопрос интерпретации памятников ольмекского искусства. И в первую очередь, это касается наиболее загадочного вида монументальной скульптуры ольмеков – гигантских каменных голов.

Многие писатели стремились найти в них портреты жителей некогда исчезнувшей загадочной Атлантиды. Уфологи пытались разглядеть в этих памятниках головы пришельцев-космонавтов в шлемах. Все это вызвано тем, что интерпретация такого странного и характерного практически только для ольмеков памятника как гигантские головы до сих пор продолжала оставаться одной из наиболее спорных проблем древней мезоамериканской археологии. Археологами было обнаружено 17 каменных голов


Зарубежные авторы Б. де ла Фуэнте, М. Стингл, М. Ко считали, что гигантские головы представляли собой изображения правителей. Но их анализ памятников сводился в основном к оценке размеров и материала, попытке определить антропологические признаки и характер головного убора. Методы исследования некоторых отечественных авторов, таких как Г.Г. Ершова, В.Г. Сергеева строились на схожих принципах. Для объяснения каких – либо непонятных явлений в ольмекской культуре они использовали достижения других цивилизаций древней Мезоамерики: ацтекские легенды и письменность майя.

Так, Сергеева считает, что воспроизведение отдельных голов у ольмеков связано с культами маиса: во время праздников в честь богов Тескатлипоки и Уитцилопочтли (Бог Солнца и Войны) отрубленные головы имперсонаторов (людей, олицетворявших на церемонии богов) торжественно водружались на специальные шесты (цомпантли). Автор полагает, что именно эти головы затем изображались в камне (данный вывод представляется не вполне обоснованным, так как доподлинно не известно практиковали ли ольмеки ритуальные человеческие жертвоприношения). Сергеева так же соглашается с утверждением немецкого исследователя Э. Зелера о том, что огромные каменные головы из Трес-Сапотес имеют стилистическое сходство с маленькой ацтекской богиней луны Койольшауки – реалистично переданное лицо с широким носом и пухлыми губами, шлем на голове, на щеках – диски с крестами. Согласно ацтекской легенде Уитцилопочтли, спасая свою мать, богиню земли Коатликуэ, убил Койольшауки, отрубив ей голову. На этом основании исследовательница заключает, что огромные каменные головы ольмеков изображали принесенных в жертву людей. Кроме того, в своем исследовании Сергеева до сих пор ссылается на негроидные черты скульптур, хотя времена, когда в чертах лиц гигантских голов пытались разглядеть негроидов ушли в прошлое. Совершенно другие выводы делает Г. Г. Ершова. Она считает, что адекватная интерпретация памятника возможна лишь благодаря анализу иероглифических текстов майя, классического периода. При анализе иконографии на майяских сосудах исследователи регулярно отмечали присутствие так называемого, “мертвого глаза”. “Мертвым” он считался исключительно потому, что изображался изолированно, почти всегда без лица. Вместе с тем “мертвый глаз” порой терял свой узнаваемый вид и больше походил на некий стилизованный шарик или ягоду. Именно в таком виде этот предмет регулярно появляется в клюве птицы, в сюжетах связанных с представлением о смерти. Птица-посланник опознавалась по крупным перьям с пятнами, крючковатому носу и когтистой лапе. Майкл Ко определял ее как разновидность совы – птица Муан. В иероглифических текстах встречается и название совы, записанное фонетически: mu-aan.

Ершова расценивает сову в качестве связующей нити между мирами. Первоначально предмет, похожий на ягоду, в клюве птицы не вызывал особого интереса, поскольку выглядел естественной добычей. Однако, выступая в качестве необходимого опознавательного атрибута (который иногда заменялся на голову человека), этот плод навел на мысль о его дополнительном назначении. Наиболее общим словом для обозначения плода на языке майя является ich. Также по омониму ich означает “зародыш”, “глаз”, “лицо”, “похожий”. В иконографии майя иногда изображение ягоды заменяется на изображение лица или головы человека. Например, на сосуде № 15 рядом с контуром пещеры помещено изображение большой птицы. В ее клюве – голова человека с подчеркнуто выделенным круглым глазом и завитком. Пещера согласно единой идеологической концепции всего мезоамериканского региона, является далекой северной страной, страной мертвых, где живут предки. В связи с этим большой интерес представляет майяская каменная шкатулка, особенно ее крышка, выполненная в форме лица. Текст на шкатулке свидетельствует о том, что хранившаяся в ней книга имела важное значение для определения родства и наследования души умерших родственников. В итоге, Ершова делает вывод о том, что появление знака ich – лица, или плода, или глаза указывает на то, что речь идет о возрождении души умершего. Неслучайно и другое значение слова – “похожий”, т.к. согласно майяской системе родства, новорожденный наследовал вместе с душой своего умершего дед (предка через поколение) и его внешний облик, и его характер, и имя, и социальный статус. Итак, анализируя различные памятники и тексты майя, Ершова выделяет ключевое понятие – “лицо”. Но именно лицо и является единственным значимым элементом гигантских голов ольмеков. Подчеркнутая шарообразность голов идентифицирует его со значением “плод”. Автор полагает, что каменные головы должны передавать портреты различных людей, отсюда разные выражения лиц у голов. По мнению Ершовой, эти портреты изображали далёких прапредков. Это подтверждает и характер головных уборов на гигантских головах. Некоторые из них содержат элемент из четырех веревок – tep’. А это является указанием на фратриальную структуру племени. Ольмеки строго придерживались концепции: 16 родов – 4 фратрии - 1племя.

Также tep’ является показателем прямой связи по крови между предками и потомками. Головной убор на некоторых головах графически напоминает знак xib – “исчезать”, “север”. На других хорошо различим элемент “пещеры”. Расположение голов внутри акропольного ансамбля Ла–Венты явно указывает на сакральное значение, связанное с предками, поскольку их четыре, видимо, по числу фратрий в племени. Расположены они на одной линии, как бы отчеркивая северную границу центра, указывая на направление легендарной прародины. Перед первой головой расположена мозаика в виде морды ягуара с шестнадцатью (4х4) подвесками, которые указывают на состав племени. На одном уровне с мозаикой находился тайник с 16 каменными человечками. Их расположение напоминает собрание, обсуждающее важные проблемы. Тот факт в Сан-Лоренсо было обнаружено 10 голов, дает Ершовой основания предполагать, что каждая из них передает образ одного из 16 глав рода и что в этом центре будут обнаружены еще 6 голов.

Таким образом, гигантские головы – практически первые портретные изображения мифологизированных прапредков – основателей племени на далекой прародине, которая исчезла в пещерах далеко на севере.