В начале 60-х годов Д. Томсон сообщил о биндибу - одном из наиболее изолированных племен Центральной Австралии, совершенно не затронутом влиянием колонизации, чрезвычайно архаичном, приспособившем всю свою примитивную культуру и общественный быт к жизни в труднейших условиях пустыни [568]. Биндибу были рассеяны по территории племени в несколько десятков тысяч квадратных километров небольшими общинами (обычно в две-три семьи), которые кочевали от стойбища к стойбищу. Некоторые стойбища на протяжении нескольких дней, а то и недель служили базами, из которых люди уходили на расстояние в несколько дневных переходов, а затем возвращались. Одна из общин состояла из трех или четырех семей и насчитывала 15-16 человек. В стойбище каждая семья располагалась отдельно от других и сохраняла известную хозяйственную самостоятельность, которую, однако, не следует преувеличивать. Семьи помогали друг другу, дети нередко покидали родителей и присоединялись к другим семьям. Интересы общины и семьи находились в гармонии. Порою семьи добывали пищу самостоятельно, а иногда мужчины и женщины общины уходили на поиски добычи двумя группами: мужчины отдельно, женщины отдельно. Деление на хозяйственные группы и некоторая хозяйственно-бытовая самостоятельность семей сочетались здесь с половым разделением труда внутри общины.

Ущелье, по дну которого протекает ручей, являлось святилищем, куда периодически сходились разрозненные группы биндибу. При Д. Томсоне здесь собралось 42 человека, однако из его сообщения неясно, были ли это представители нескольких общин или одной общины. Неподалеку от каждого стойбища располагался лагерь для неженатых мужчин и мальчиков, не прошедших обрядов посвящения. Днем здесь находились и другие мужчины группы. Есть основание предполагать, что такое пространственно-бытовое отделение мужчин и подростков является стадиально исходной формой мужских домов и мужских союзов, свойственных более развитым культурам. Биндибу, как и многим другим австралийским племенам, известно многоженство; браки заключались в строгом соответствии с определенными правилами. Вождей у биндибу не было, но отдельные мужчины благодаря своим личным качествам занимали в своих общинах доминирующее положение.

В результате более поздних исследований в этом районе было установлено, что типичными объединениями людей, которые совместно кочуют от источника к источнику, являются группы, состоящие из одной или двух семей от трех до двенадцати человек в каждой. Самая большая группа насчитывала 22 человека и состояла из трех семей. Дожди здесь выпадают редко, часты засухи, поэтому и группы большую часть года живут рассеянно и лишь изредка собираются вместе. Мужчины уходят со своими группами далеко от родовых тотемических центров - иногда на 250 км [402]. За 60 лет, прошедших с того времени, как в области расселения биндибу побывала экспедиция Д. Карнеги, изменений в образе жизни аборигенов, видимо, не произошло. Он тоже встречал здесь разрозненные группы численностью 6-10 человек [221]. Ритмические сезонные колебания дисперсии и концентрации общин - явление, которое У. Станнер назвал «полярностью» образа жизни аборигенов, - свойственны жителям этих пустынных засушливых областей Австралии в меньшей степени, чем населению других географических зон.

В пустынях как Западной, так и Центральной Австралии общины состоят из мужчин и незамужних женщин, принадлежащих к группе от рождения, а также жен, приходящих из других групп. Общины патрилинейны: принадлежность к ним передается по отцовской линии. Каждая община насчитывает обычно не более 50 человек. Географические условия западноавстралийских пустынь таковы, что лишь небольшие коллективы, которые к тому же не задерживаются слишком долго на одном месте, могут обеспечить себя пищей. Общине принадлежит участок земли, который связывается с деяниями и странствиями мифических предков. По свидетельству одного из ранних авторов, границы между общинами четко определены и общепризнаны [331, с. 279]. Здесь, как и во многих других местах Австралии, экономические и мифо-тотемические, общинные и родовые связи как бы переплетены. Общины, как правило, добывают пищу на своей территории, они независимы от других общин и самостоятельно решают свои дела. Лишь в периоды относительного изобилия пищи и воды несколько общин объединяются на непродолжительное время для совершения обрядов. Такие временные объединения насчитывают иногда 200-300 человек. В периоды засух общины на протяжении нескольких месяцев находят убежище на землях других общин, обитающих в более благоприятных условиях, иногда за сотни километров от них [551, с.124]. Гостеприимство - закон у аборигенов, к тому же многие общины связаны общими мифами и верованиями. Общинам не запрещено добывать пищу на землях других общин, нельзя лишь приближаться к святилищам чужого рода. Члены тотемических родов рассеяны по разным общинам [179]. Несколько общин образуют общности, говорящие на относительно однородном языке, - возможно, протоплемена. Здесь мы наблюдаем как бы истоки формирования племени как этнической общности и социального института.

Для аборигенов, живущих в пустынях Западной Австралии, характерны постоянные переходы от концентрации групп в местах, изобилующих водой и пищей, к рассеянию отдельными семьями вблизи источников воды. В зависимости от местных условий эти группы то увеличиваются до ста и более человек, то сокращаются до десяти-двенадцати человек (членов нескольких родственных семей или даже одной семьи). Эта текучесть не столько обусловлена сменой времен года, сколько связана с капризами погоды, с выпадением или отсутствием дождей в той или иной местности. Поэтому группы разной численности могут быть одновременно обнаружены в разных районах [300; 296; 298].

Аборигены Юго-Западной Австралии зимой и весной охотились, расселяясь небольшими группами в глубине континента, а летом возвращались на побережье и, объединяясь в более крупные коллективы, как правило не более 50 человек, занимались в основном рыболовством [451, с. 28, 35]. Это очень напоминает образ жизни охотников и рыболовов другой части света - полярных эскимосов, хотя природная среда, в которой живут эскимосы и аборигены Австралии, совершенно различны, несхожи также характер и уровень развития материальной культуры, материально-культурной адаптации к условиям среды. Но тип социальной адаптации в основе тот же.

Племя кариера (Северо-Западная Австралия), как установил А. Радклиф-Браун, делилось на общины, которые насчитывали 30 человек и более. Каждая община имела в своей общей собственности определенную территорию со всеми ее животными, растительными и минеральными ресурсами. Переходить границы этой территории разрешалось только с согласия владельцев. Существовала локальная экзогамия - жены приходили только из других общин. В остальном они были замкнутыми организациями и переход из одной общины в другую был невозможен [484, с. 144-147].

Изучая племя карадьери (Кимберли), Р. Пиддингтон установил, что общины (каждая из которых состояла не более чем из двенадцати человек) охотились на территории любой другой общины, не спрашивая разрешения. Четких границ между общинами не было. Хотя они и были связаны с определенными участками территории племени, но их право собственности на эти участки не являлось абсолютным: верховным собственником земли выступало племя в целом. Такая система территориальности, свойственная карадьери в отдаленном прошлом, знакома нам по материалам гидйингали и некоторых других племен, населяющих различные области Австралии. Общины карадьери были экзогамны; вступая в брак, женщина обычно переходила в группу мужа. Нередко в одну общину входили мужчины разных патрилинейных тотемических родов [468; 470]. У карадьери, по словам Р. Пиддингтона, владение землей основывалось скорее на духовных, чем на экономических или правовых понятиях. Тяготение аборигенов к своим священным тотемическим центрам Пиддингтон сравнивает с полями тяготения в физике: они могли пересекать границы полей, но духовно всегда были связаны с ними. В то же время Пиддингтон признает, что эта система имела свой экономический базис [469].

Община и общинная территориальность в жизни и психологии аборигенов Кимберли играли, вероятно, большую роль, чем это представляется Р. Пиддингтону. По наблюдению Ф. Каберри, представители чужой общины, находясь в стойбище хозяев, устраивали очаги на той стороне, которая была обращена к их собственной общине. Территория общины является для аборигена совокупностью жизненно важных мест, прежде всего водоемов; один из них, тот, где аборигена «нашел» отец, для него самый важный, это его собственный духовный центр. Подобные представления объясняют притязания отдельных аборигенов на те или иные участки. Такие притязания нередко вводили в заблуждение европейцев, которые полагали, что имеют дело с личной собственностью на землю.

Эта собственность столь же мало наполнена экономическим содержанием, как и собственность тотемического рода. Если духовный центр аборигена располагается на земле другой общины, ему разрешается охотиться на ней [357, с. 23-31]; в этом случае религиозно-культовое отношение к земле приобретает экономический характер.

Сезонность присуща хозяйству и аборигенов Кимберли. В конце зимы, в сентябре, когда пересыхают водоемы, общины распадаются на маленькие группы, кочующие с места на место. Летом, когда воды и пищи в изобилии, общины собираются, образуя крупные объединения до 150 человек и более, и живут на одном месте два или три месяца. Женщины, по словам Ф. Каберри, не рассматривают территорию общины мужа как свою собственность, хотя на них распространяется «большинство привилегий членов общины» [357, с. 136], родившихся в ней. Как и везде в Австралии, в Кимберли очень важны связи по браку. Для австралийцев они имеют не меньшее значение, чем кровнородственные связи. В Кимберли «мужчина часто живет и охотится на земле общины его матери, матери его матери, матери его отца, мужа его дочери, жены его брата и его собственной жены» [357, с. 137].

Племя викмункан (п-ов Кейп-Йорк), согласно У. Макконнел, состояло из тридцати общин. Основу каждой из них составлял локализованный патрилинейный род. Тотемические центры (аува) находились, по словам У. Макконнел, на охотничьих угодьях родов, которым эти центры принадлежали. Как и во многих других местах Австралии, тотемическая собственность на землю, точнее, связь рода с землей через священные тотемические центры была тесно переплетена с экономической собственностью. Однако отождествлять их не следует. Реальным субъектом экономической собственности на землю и здесь была община. Община занимала территорию от 80 до 160 кв. км. Большую часть года общины жили и добывали пищу на своей собственной земле. Но так как наличие продовольственных ресурсов менялось от места к месту и от сезона к сезону, действовал принцип взаимности: в периоды изобилия было принято приглашать родственников из других общин. Охотники двух соседних общин, члены которых постоянно заключали браки между собой, охотились на землях друг друга. Мужчина имел право охотиться на земле родичей жены, а они, в свою очередь, на его земле [433; 432, с. 456-457].

Д. Томсон, следуя традиции, также пишет о том, что собственником земли у викмункан является патрилинейный тотемический род, но делает следующее характерное замечание: «Люди, пришедшие в общину по браку или адоптированные, становятся собственниками земли как члены общины» [571, с. 211]. Иными словами, он признает, что членство в общине, участие в ее жизни и коллективном труде, как и принадлежность к роду, делают людей собственниками земли.

В зависимости от сезона - влажного сезона северо-западного муссона (ноябрь - март) и сухого сезона юго-восточного муссона (апрель - ноябрь) - менялись хозяйственная деятельность викмункан, места их расселения, типы жилищ и пища, т. е. весь образ жизни. В период влажного сезона викмункан жили оседло в крупных стойбищах по берегам рек или вдоль побережья и питались главным образом продуктами рыболовства и морской охоты. Во время сухого сезона они бродили небольшими группами, вначале преимущественно собирая растительную пищу, а позднее охотясь. Основной охотничье-собирательской ячейкой была простая семья, включающая также одного или нескольких престарелых родственников. Наблюдая аборигенов Северной Австралии в разное время года, пишет Д. Томсон, «видишь их погруженными в занятия столь различные, употребляющими при этом орудия и утварь такую разную, что кажется, как будто это не одна и та же, а совершенно разные группы людей» [571, с. 209].

Племя йир-йоронт (п-ов Кейп-Йорк), изученное Л. Шарпом [520, 519], состояло из 28 патрилинейных экзогамных родов, которые, как и другие племена Австралии, имели на территории племени собственные тотемические центры. Общины включали представителей разных родов - как женщин, так и мужчин. Локальность брака имела альтернативный характер. Первые годы брака семья жила обычно с родителями жены, в дальнейшем - или с родителями жены, или с родителями мужа. В сухое время года община собиралась вместе, а в период дождей распадалась на группы меньшего размера, которые мы назвали бы хозяйственными группами. По словам Л. Шарпа, земля находилась в собственности родов, но люди охотились там, где хотели, так как родовые угодья были открыты для всех. Правильнее говорить, однако, не о родовой, а об общинной собственности на землю, ибо тот же Шарп пишет, что представители одного и того же рода были рассеяны между разными общинами, никогда не жили все вместе и добывали пищу не только на территории своего рода. В чем же выражалась родовая собственность на землю? По-видимому, и здесь она не имела экономического содержания.

Л. Шарп пишет, что многие роды имели по нескольку участков земли в разных частях территории племени. Если участки эти экономически осваивались одной и той же или разными общинами, то и в этих случаях следует говорить не о родовой, а об общинной собственности. Данный пример не является единичным в литературе об охотниках и собирателях. Общинная собственность на несколько удаленных один от другого участков земли, дающая общине возможность пользоваться различными видами продовольственных ресурсов в разное время года, известна, например, айнам токапчи [600].

Племя кайадилт (о-в Бентинк в заливе Карпентария) в 1942 г., когда их начал изучать Н. Тиндейл, состояло из восьми общин (дольноро), от 7 до 30 человек в каждой, вирилокальных и патрилинейных, но не строго экзогамных. Размеры их были обусловлены экологически. В собственности каждой общины находилась определенная территория, границы которой были достаточно четкими и хорошо известными. Старший мужчина каждой общины был ее признанным руководителем. Он распределял пищу, добытую на территории общины, границы которой продолжались и в море, и распоряжался минеральными ресурсами [578; 575; 574]. До сравнительно недавнего времени кайадилт находились в почти полной изоляции и последними среди племен Северной Австралии вступили в контакт с европейцами, поэтому реконструкция их общинной структуры представляет большой интерес. Н. Тиндейл высказывает правдоподобное предположение, что кайадилт живут на о-ве Бентинк много тысячелетий: с тех пор как в конце последнего оледенения образовался залив Карпентария и люди нашли убежище на острове. Общественная организация кайадилт иная, чем у аборигенов материка; у них, например, нет никаких признаков системы секций. Заслуживает внимания то, что именно в этом племени значение общины как ведущей социально-экономической ячейки было особенно велико. Община выступала здесь в качестве основного социального инструмента экономического освоения определенной территории.

Судовые журналы мореплавателей XVIII в., наблюдавших в течение продолжительного времени аборигенов восточного побережья Австралии, отмечают значительные сезонные колебания в образе их жизни. Весной и в начале лета, когда в район, где теперь расположен Сидней, приходили большие косяки рыбы, аборигены концентрировались крупными общинами. Зимой, когда рыбы становилось мало, общины распадались на мелкие группы, которые рассеивались по побережью или уходили охотиться в глубь материка [384, с. 255]. Этот тип социально-экономической адаптации к экологическим условиям характерен для обществ Северного Арнемленда и Юго-Западной Австралии; он свойствен и многим другим первобытным охотникам, рыболовам и собирателям. Но это не значит, что такой образ жизни присущ всем жителям приморских областей. Существует другой тип социальной адаптации, который был характерен, например, для аборигенов западной части Тасмании и восточного побережья п-ова Кейп-Йорк [72, с. 112, 116, 128]. Те и другие круглый год зависели от продуктов морского промысла. С этим были связаны отсутствие сезонных передвижений от побережья и значительная степень оседлости. Люди занимались в основном сбором моллюсков и рыболовством (в Тасмании - рыболовством только в древности); значение охоты на наземных животных и собирательства было невелико. Иногда происходили сезонные передвижения в поисках пищи на острова, расположенные недалеко от побережья.

Полукочевой образ жизни в летнее время и кочевой в зимнее был характерен для аборигенов центральных и южных прибрежных областей Нового Южного Уэльса [472]. У. Брэдли, посетивший Новый Южный Уэльс еще в конце XVIII в., пишет: «Почти повсюду мы встречали маленькие группы туземцев, занятых поисками пищи, но нигде не видели постоянных жилищ или поселений» [202, 76-77]. О том же он упоминает и на других страницах своей книги [202, с. 73, 90, 98, 99]. В течение всего сентября Брэдли встречал многочисленные группы аборигенов, занятых рыбной ловлей в заливах, но зимой все они двинулись на север [202, с. 125]. Во многих местах побережья «мы находили разбросанные в беспорядке хижины туземцев, но я никогда не видел больше восьми или десяти вместе, - пишет он. - Видимо, они живут главным образом в пещерах» [202, с. 140]. Часто ему встречались маленькие группы аборигенов в два, три и пять человек; самая крупная группа из тех, которые он видел, насчитывала 70 человек [202, с. 59, 166]. В одном частном письме, относящемся к 1788 г., сообщается, что группа, состоящая из членов одной семьи, - здесь обычное явление, 40 человек - наибольшее количество при нормальных условиях, а группа в 300 человек - большая редкость [383, с. 185]. Такие группы собирались только тогда, когда появлялись большие косяки рыбы или на берег выбрасывало кита, а также когда предстояли совместные обряды. Если рыбы становилось мало, аборигены рассеивались маленькими, преимущественно семейными, группами вдоль побережья. У. Тенч пишет, что в районе теперешнего Сиднея он никогда не встречал более двенадцати хижин вместе [562, с. 106]. Вот что записал Дж. Хантер о своем пребывании в районе будущего Сиднея спустя шесть месяцев после прибытия сюда первых европейских поселенцев: «Мы часто встречали семьи аборигенов, живущих под скальными навесами у побережья, где они занимались поисками рыбы и моллюсков» (цит. по [326, с. 28]).

Сезонная адаптация образа жизни и занятий, подвижность, ритмичная изменчивость величины объединений от сравнительно крупных общин до небольших хозяйственных групп и отдельных семей - все это было свойственно аборигенам Австралии еще в доколониальный период. Подобное явление характерно для первобытных охотников, рыболовов и собирателей и других частей света.

«Туземцы залива Ботани, Порт-Джексона и залива Брокен жили семьями, каждая в своей особой местности, названной по ней», - пишет другой очевидец, Д. Коллинз [234, с. 544]. «Их единственные общественные подразделения - семьи», - вторит ему Дж. Тернбулл [590, с. 97]. Под семьями во многих случаях, очевидно, подразумеваются общины; постороннему наблюдателю не всегда было легко понять, отдельная семья перед ним или небольшая группа семей. Наименование общины по названию принадлежащей ей местности (а не наоборот, как представляется Коллинзу), часто имеющее тотемическое происхождение, свойственно и некоторым другим областям Австралии.

Выше, говоря об исследованиях А. Хауитта, я упомянул, в частности, слово «таураи», которым на языке камиларои обозначалась охотничье-собирательская территория общины. Территориальные подразделения, т. е. общины племени камиларои, по свидетельству Дж. Фрезера, имели каждая свою собственную таураи - участок земли для охоты и собирательства. Более того, эти угодья, в свою очередь, были поделены между отдельными семьями. Такие же участки имелись и в других племенах Нового Южного Уэльса, их границы охранялись членами общины даже от соплеменников, принадлежавших к другим общинам [278, с. 36-37].

Дж. Оксли, один из первых европейских путешественников по Новому Южному Уэльсу, еще не освоенному колонизаторами, на страницах своих дневников сообщает о встречах с семьями аборигенов, бродящими в поисках пищи. У него даже создалось впечатление, что страна населена редко разбросанными семьями [456, с. 211], хотя он пишет, что часто видел аборигенов «в значительном количестве» [456, с. 8, 18, 236, 343, 346, 350 и др.]. Обе его экспедиции происходили с мая по октябрь, в это время он встречал и общины, и части их, и отдельные семьи. Дж. Оксли и его спутники видели разные группы: в одной было около 20 мужчин, а также женщины и дети, в двух других - 30 и 70 мужчин, женщин и детей [456, с. 225, 342, 347]. Несколько раз экспедиции попадались только группы мужчин (семь, восемь и девять человек); женщины и дети, видимо, прятались [456, с. 175, 223, 290]. А однажды Дж. Оксли обнаружил стоянку, на которой расположились восемь женщин и двенадцать детей; мужчины, вероятно, ушли в составе мужской целевой группы. Функционирование в охотничье-собирательской общине целевых групп, предназначенных для выполнения единовременной задачи (охоты, обряда и т. д.), - не менее характерная черта, чем функционирование хозяйственных групп. Однажды путешественники встретили в течение дня несколько групп, общей численностью не менее 40 человек [456, с. 236-237]; возможно, это были хозяйственные группы одной общины. У морского побережья, по берегам рек и озер, изобилующих рыбой, общины аборигенов были многочисленнее, чем во внутренних районах.

Беглый каторжник Дж. Грэхем провел шесть лет в одном из племен, обитавших на территории современного Нового Южного Уэльса. Община, в которой он прожил эти годы, подобно другим общинам, была «немного больше, чем большая семья»; она постоянно переходила с места на место [290, с. 78]. По одному из ранних сообщений, общины в Новом Южном Уэльсе насчитывали в среднем 30-50 человек. Границы своих территорий они пересекали лишь в редких случаях, главным образом для совместных обрядов. «После этого они возвращались в свои охотничьи и рыболовные угодья, выходить за пределы которых во всякое иное время считалось актом агрессии и расценивалось как сигнал к войне». В пределах этих территорий они переходили с одного места на другое в зависимости от времени года и наличия источников пищи в том или ином месте [203, с. 215 - 217]. Следует заметить, что многие авторы, подобно X. Бретону, цитата из книги которого была приведена выше, обычно пишут о племенах, но, судя по численности этих общностей и некоторым другим признакам, во многих случаях речь идет об общинах.

«Туземцы разделены на бесчисленное множество маленьких племен, численностью от 40 или 50 до 200 человек. Вождей у них нет... Все равны, за исключением, быть может, кродьи, т. е. знахаря и руководителя обрядов, которого они почитают... Каждое племя имеет собственный участок для охоты, часто не более чем 30 км в поперечнике, за пределы которого оно почти никогда не выходит... Иногда племя кочует группами из пяти или десяти человек, иногда все его члены собираются в одном стойбище... На стоянке каждая семья имеет собственную маленькую хижину из коры и собственный очаг» [332, с. 107-109]. Несомненно, и здесь речь идет в основном об общинах и о хозяйственных группах.

В восточной части территории, ныне занимаемой штатом Квинсленд, общины, состоявшие из нескольких семей, насчитывали обычно 40-60 человек. Каждая община владела определенным участком земли и передвигалась от стойбища к стойбищу то в полном составе, то отдельными группами. Такие объединения семей имели характер самостоятельных общностей [425, с. 128; 514].

Образ жизни коренных жителей Виктории до колонизации рисуют воспоминания У. Бакли, беглого каторжника, который прожил среди аборигенов 32 года, с 1804 г. Значительную часть этого времени он провел с небольшой группой, в состав которой был принят. У. Бакли называет ее семьей, так как все ее члены состояли в родстве между собой. Нередко группа странствовала и добывала пищу совершенно самостоятельно, и так могло продолжаться несколько недель или месяцев, затем она присоединялась к более многочисленной группе или посещала соседнюю общину. Бакли вспоминает, что соседи не всегда отмечали свои встречи праздничными корробори, нередко происходили кровавые столкновения. Записки содержат прямые указания на существование охотничьих угодий, находящихся в собственности отдельных общин. По словам Бакли, каждое племя (вероятно, имеется в виду община) имело в наследственной собственности несколько участков земли, которые аборигены посещали попеременно, в зависимости от наличия там продовольственных ресурсов. Периодическая смена охотничьих угодий была необходима даже здесь, в одной из наиболее благоприятных для жизни областей Австралии. Были налажены межплеменные связи, выражением которых служил интенсивный обмен [440; 15].

Г. Ллойд, один из пионеров освоения Виктории, пишет о встречах в 1835 г. с типичными общинами (как и многие другие, он называет их племенами) численностью 55-60 человек, о праве собственности этих групп на землю. Покупая землю у аборигенов, Ллойд обошел свой участок с «вождями» (старейшинами), и, «по обычаю аборигенов», они отметили деревья по углам участка [401]. Каждое «племя» имеет собственный участок земли - таори, границами которого служат реки, скалы, деревья и другие естественные приметы, сообщает Дж. Хитон. Чужакам запрещено вступать на эти территории под страхом смерти. Когда европейцы начали захватывать земли аборигенов, последним некуда было идти - все было занято другими племенами. И им не оставалось ничего иного, как умереть [326, с. 18, 19, 30].

Дж. Доусон пишет об общинах аборигенов Виктории численностью в среднем 120 человек и о частичной их оседлости [248, с. 3, 10].

Племя курнаи (Гипсленд), по словам Л. Файсона и А. Хауитта, делилось на семьи. Группы семей, населявшие определенную местность, образовывали общности, в состав которых входило от 50 до 80 человек. Каждое такое объединение имело собственное название и кочевало в границах собственной территории. А. Хауитт называет их подразделениями (divisions). Обычай, пишет он, запрещал браки между членами одного и того же подразделения. Следовательно, эти группы семей были экзогамными. Племя курнаи состояло из 19 таких подразделений. В свою очередь, несколько подразделений образовывали объединение более высокого порядка, которое Хауитт называет кланом. Каждое объединение также имело собственное название (Люди запада, Люди востока и т. д.). Само слово «курнаи» означает «человек» [270, с. 224-233; 342, с. 270-280; 343, с. 418-419]. Таким образом, вырисовывается сравнительно сложная, двустепенная общинная структура, образуемая общинами таксономически разного порядка. Кланы можно условно назвать общинами первой степени, а подразделения – общинами второй степени. Существовала иерархия отношений собственности на землю: собственность племени, клана, отдельной семьи. Есть основания говорить и о существовании общинной экзогамии. Общинная структура курнаи чем-то напоминает рассмотренную выше общинную структуру племени тиви, крупные общины которых делились на подразделения, состоявшие из нескольких семей.

По словам К. Тихельмана, одного из наиболее ранних авторов, аборигены Южной Австралии жили «большими семьями», группами родственников, внутри которых царили отношения равенства и первобытного демократизма. Это не исключало, впрочем, того, что женщины были подчинены мужчинам. Существовали мужские возрастные группы; старейшие мужчины, сильные, искусные воины и охотники, руководили всеми делами. Каждая «большая семья» имела в наследственной собственности участок земли, границы которого были точно определены, и другие группы не смели их самовольно нарушать. В пределах этих территорий аборигены постоянно переходили с места на место: мужчины охотились, женщины собирали растительную пищу [572, с. 6-7].

По сообщению другого автора, Г. Мейера, аборигены, населяющие залив Энкаунтер и низовье реки Муррей, «делятся на племена, которые рассматривают себя как большие семьи и связаны браками друг с другом. Каждое племя получило название от местности, в которой оно живет и которую считает своей собственностью» [437, с. 1]. Очевидно, и в этом случае за словом «племена» скрываются общины. Далее Мейер указывает, что «каждое племя имеет патрона или покровителя», это какое-либо явление природы, насекомое или животное, например гром, муравей, пеликан, змея и т. п. [437, с. 2-З].

Речь здесь несомненно идет о тотемизме. Сообщение Мейера об австралийском тотемизме - одно из самых ранних, оно была сделано почти одновременно с сообщением Дж. Грея о тотемизме в Западной Австралии, опубликованном в 1841 г. Видимо, речь идет о тотемах локализованных родов, составляющих основу каждой отдельной общины. Г. Мейер пишет, что тотемические группы патрилинейны. Родовые общины экзогамны - браки заключаются только между представителями различных общин. Браки вирилокальны. Существует традиционное разделение труда между мужчинами и женщинами. Община передвигается с одного места на другое в полном составе только там, где изобилие пищи; обычно же она рассеивается в поисках пищи небольшими группами [437, с. 4-5]. И из этого сообщения вырисовывается знакомое уже периодическое распадение общины на хозяйственные группы.

Т. Митчелл называет аборигенов, живших по берегам реки Дарлинг, «истинными ихтиофагами». Им, как и многим первобытным рыболовам и собирателям моллюсков, была присуща значительно большая степень оседлости, чем окружающим их племенам, по преимуществу охотникам [439, с. 268, 307]. В рыболовный сезон по берегам рек собирались большие группы аборигенов. Так было не только в Южной Австралии, но и в других местах, например у искусственных запруд для ловли рыбы в Новом Южном Уэльсе. Когда рыболовный сезон заканчивался, здесь оставались только члены той общины, на земле которой находились запруды [426, с. 152]. Из рыболовов они превращались в охотников. Р. Лоуренс полагает, что здесь были представлены два основных типа хозяйства. Первым занималась относительно небольшая часть сравнительно оседлого населения, живущего по берегам рек, вторым - более значительная часть населения, хозяйственные интересы которой были сосредоточены в глубине материка; в определенное время года, когда рыбы было в изобилии, эти люди собирались на берегах рек и жили жизнью первой группы [383, с. 110].

Племена Южной Австралии, пишет Э. Эйльман, состоят из более или менее значительного количества общин, которые он называет «ордами». Общины связаны между собой общим языком, обрядами, обычаями. Каждая такая группа обладает большой самостоятельностью и рассматривает часть племенной территории, на которой она охотится, ловит рыбу, собирает растительную пищу, как свою собственность. Общины насчитывают 60-80 человек. Эйльман отмечает, что величина группы обусловлена образом ее жизни [263, с. 155-156, 162-163, 166-167].

С. Уайт сообщает об аборигенах, живущих в районе хребта Эверард (Южная Австралия), о которых до него ничего не было известно: «Они делятся на множество племен, и каждое имеет свою собственную территорию. Из-за особенностей местности, большой засушливости, трудности добывания пищи эти племена распадаются на еще более мелкие группы: в некоторых случаях это только мужчина с женой и одним или двумя детьми» [608, с. 725]:.

Все эти факты свидетельствуют о том, что община является основной территориальной и социально-экономической ячейкой австралийского общества, что так было и до колонизации. Повсюду в Австралии общины обладают едиными структурными признаками: состоят из семей и распадаются на хозяйственные группы. Как территориальная ячейка община важнее, чем племя, которое у австралийцев представляет собою довольно аморфную совокупность общин, говорящих на одном языке. Общины одного племени собираются вместе от случая к случаю, значительную часть года они вообще не видят друг друга. Экономическое освоение определенной территории осуществляется главным образом на уровне и посредством общины. Хозяйственные группы - не самодовлеющие общности, это лишь форма существования общины в определенных экологических условиях. То же относится и к семьям.

Приведенные выше материалы показывают, что общину и род не следует отождествлять. Общности эти хотя и тесно связаны, но не совпадают полностью даже там, где род локализован и основу локальной группы составляют люди одного рода. Род и община подобны двум кругам, наложенным один на другой частично. Любая община включает представителей по крайней мере двух родов, так как община состоит из семей, а мужья и жены в силу закона родовой экзогамии принадлежат к разным родам. Соответственно различны и функции этих двух общественных форм. Отношение рода к земле - не экономическое, как это свойственно общине, а прежде всего тотемическое. И лишь через тотемические связи род может влиять на экономику, на отношения собственности и распределения. Важно подчеркнуть, что эти функции не являются для рода важнейшими, изначальными, потому что род по своей сущности, по своему происхождению институт не экономический. Для общины земля выступает как экономическая основа ее существования, членов рода интересуют главным образом тотемические центры, находящиеся на этой земле, - священные средоточия тотемического культа. Поэтому не только они сами, но и представители других родов хорошо осведомлены о расположении их тотемических святилищ, и посторонние избегают приближаться к ним. Между тем охотничье-собирательские угодья общины экономически осваиваются всеми членами общины, а иногда и членами чужих общин, независимо от их родовой принадлежности. В отличие от общины род фактически не имеет своей территории, даже если члены рода и рассматривают определенную местность как собственность рода, потому что на ней находятся тотемические святилища рода, наследуемые из поколения в поколение. Следует отличать субъективные притязания на землю членов рода - обычно даже не всего рода, а полнопосвященных мужчин - от объективно-экономического освоения земли и присвоения естественных ресурсов членами общины. В практической жизни сами аборигены это различают.

Австралийцы верят в существование родственных уз, связывающих членов тотемического рода с их тотемическими центрами, в которые в мифологическое «время сновидений» воплотились их тотемические предки. Каждое такое святилище, по представлениям аборигенов, - место обитания его предка, превратившегося здесь в скалу, дерево или водоем. Тотемическая система - религиозно-мифологическое осмысление и материализация кровнородственных связей. Освящая их, она вместе с тем освящает и объективно-экономическое отношение людей к земле, провозглашая руководящих членов тотемического сообщества ответственными за прирост естественных ее богатств.

По мнению Р. Берндта, без непосредственной связи с землей религия аборигенов Австралии была бы совершенно иной [181, с. 10]. Религия австралийцев, вероятно, самая «земная» на свете. И в этом нельзя не видеть один из стадиально-типологических признаков австралийской культуры, типичной для первобытного охотничье-собирательского общества. Полная глубочайшего значения связь человека с землей - наиболее яркая черта общественной и культурной жизни австралийцев.

Как полагает Я. Ланг, в основе тотемической системы лежит стремление отдельных общин закрепить за собой право на определенные охотничье-собирательские территории, мифологически санкционировав притязания на них. С этой точки зрения тотемизм имеет объективно-экономическое происхождение, он означает прежде всего то, что люди, вынужденные в силу состояния производительных сил жить и вести хозяйство небольшими коллективами, признали исключительное право отдельных групп на территории, занятые еще их мифологическими предками по мужской линии [88].

Глубокая эмоциональная привязанность австралийца-аборигена к своей земле, к земле предков, реальных и мифологических, выражается в стремлении стариков умереть непременно на этой земле. «Как земля принадлежит человеку, - пишет А. Радклиф-Браун, - так и он принадлежит ей» [484, с. 146]. Земля была и остается для аборигена источником материальных и духовных ресурсов. «Без земли абориген не мог бы существовать; у него отобрали землю, и его существование прекратилось», - писал в прошлом веке Дж. Вудс [618, с. XXV].

О духовной связи аборигена с землей писали многие. «Без земли он перестает быть личностью», - говорит Э. Колиг [371]. В южной части Кимберли словом «нгурара» («моя земля») обозначались прежде всего священные центры, имеющие для человека особую духовную ценность, а уже затем окружающая их местность, которая, однако, не имела четких границ [372]. Неудивительно, что такая система понятий вводила в заблуждение европейцев, которые потом писали о личной собственности аборигенов на землю, отталкиваясь от собственных привычных понятий.

Итак, привязанность аборигенов Австралии к земле, к территории расселения общины и рода имеет глубокую и сложную экономико-идеологическую основу и нередко находит выражение в определенности и незыблемости границ общинной территории. И вместе с тем несомненным является тот исторический факт, что аборигены, некогда переселившись в Австралию, постепенно расселились по всему огромному континенту вопреки всем границам и узам. Между этими двумя явлениями не будет противоречия, если допустить, что заселение Австралии началось очень рано, происходило чрезвычайно медленно и по крайней мере несколько смежных поколений жило на определенной территории - только так могли образоваться традиционные и прочные идеологические связи с нею. Новейшие данные показывают, что заселение Австралии действительно началось в глубокой древности, не менее 60 тыс. лет назад, а возможно, и раньше [70].

Ведя происхождение от своих тотемических предков, австралийцы глубоко почитают тотемические святилища и окружающую их местность. В пустынях Западной Австралии вблизи тотемических центров расположены выходы камня, служащего для изготовления орудий. Члены тотемических родов рассматривают и камень, добываемый здесь, как священный, ведь это частица их тотемического предка, а следовательно, и их собственной тотемической сущности [296, с. 107]. Нередко аборигены стремятся получить камень из дальних карьеров, которые расположены в местностях, окруженных особым почитанием и связанных с тотемической мифологией, они совершают далекие походы, несмотря на то что выходы камня, подходящего для изготовления орудий, имеются поблизости.

Тотемическая система проявляется в том, что каждый абориген входит в группу сородичей, связанную священными узами с той или иной местностью. Но эта группа не является общиной. Это - род, или патрилиния, как ее иногда называют. Связь члена тотемического рода с землей - это связь с ушедшими и грядущими поколениями, с людьми его рода. Связь эта религиозно окрашена, освящена тотемической мифологией. Только мужчинам - членам рода дозволено совершать обряды у их тотемических центров, они являются признанными хранителями этих святилищ и связанных с ними мифов. Полный миф о тотемическом предке, чей путь пролегал через земли многих тотемических родов, как бы поделен на части между ними. Мифы о странствиях тотемических героев, отражающие эпоху заселения и освоения континента, связывают между собой отдаленные племена и общины. События, которые произошли в какой-то местности и рассказ о которых хранят, передают из поколения в поколение и воспроизводят в драматизированной форме аборигены, населяющие эту местность, являются только звеном в цепи, составляющей полный миф. Люди, земля и мифы у австралийцев неразрывно связаны между собой. Переплетение тотемической идеологии и территориальности убедительно показано многими исследователями [442; 183; 464; 461; 453; 510]. Тесная связь группы сородичей с землей как священным местом, где развертывались события мифического прошлого, характерна для всей Австралии. В конечном счете она является выражением социально-экономического отношения общины к определенной территории.

Исследователи характеризуют общины австралийцев в основном как патрилинейные и вирилокальные. А поскольку в вирилокальных общинах мужчины являются постоянными членами и, вступая в брак, не уходят и не приходят, как женщины, они образуют культовое сообщество, связанное с традиционными местными святынями. Вот почему на мужчин - членов тотемического рода возлагается обязанность обеспечивать общину пищей, не только добывая ее на охоте, но и участвуя в магико-тотемических обрядах. Мужчины - основные участники обрядов сохранения и умножения животных и растений, служащих источниками пищи, даже обрядов убар, марайин и кунапипи, совершаемых в честь Матери-земли, Матери плодорождающей [183, с. 143-147].

Родовые и тотемические связи по своему происхождению не являются экономическими. Но, возникнув и окрепнув в процессе общественного развития, тотемический род постепенно принимает на себя и некоторые экономические функции. При этом он преобразует изначально существующие объективно-экономические связи, которые принимают религиозно-мифологическую ритуализованную форму. Однако сама земля, на которой расположены тотемические святилища, по-прежнему экономически осваивается всей общиной, а не только членами рода. Права членов общины на природные богатства общинной территории определяются не принадлежностью к роду - в этом отношении члены общины равноправны. Ограничения в правах на те или иные продукты охоты или собирательства, существующие внутри общины, обычно определяются принадлежностью к различным возрастным группам, из которых состоит община. Так, подросткам, не прошедшим обрядов посвящения, не разрешается употреблять некоторые виды пищи. Но это не вносит в общину какого-либо элемента экономического неравенства. Нет никаких оснований утверждать, что земля находится в собственности лишь части общины, ее родового ядра. Она принадлежит всему трудовому коллективу в целом. Несмотря на то что соседи, по предварительной договоренности или без нее, добывают средства существования на земле общины, территория, на которой все без исключения члены общины имеют преимущественное право охотиться, собирать растительную пищу, искать сырье для орудий, находится в ее собственности, так как иной формы реализации права собственности в экономическом смысле первобытное общество не знает.

Существование двух принципиально различных, хотя и тесно связанных социальных структур, на которых зиждется традиционное австралийское общество, все более осознается исследователями. Так, К. Мэддок говорит о двух категориях прав на землю у аборигенов Австралии - экономической и религиозной. Субъектом религиозных связей с землей, по его мнению, является род, экономических - община, в которую входят жены, пришедшие из других общин [411]. Указанные структуры различает Н. Тиндейл [573, с. 12-16]. Й. Фалькенберг пишет, что у муринбата территории общин включают в себя и так называемые родовые территории, на которых расположены тотемические центры соответствующих родов. Тотемические центры и родовые территории имеют чисто ритуальное, магико-религиозное значение, тогда как территории общин, являющиеся источником средств существования, имеют экономическое значение [267]. Смешивать их или противопоставлять друг другу не следует.

Р. Берндт в исследовании, посвященном аборигенам Западной Австралии - валмадьери и гугадья, - различает социальные общности двух типов; каждая из них относится к земле по-своему - одна посредством происхождения и родства, другая - посредством пользования землей. Первая - локализованный род (Берндт, как отмечалось выше, называет его локальной наследственной группой), вторая - община (у Берндта - «орда»). Говоря о собственности на землю рода, Берндт берет слово «собственность» в кавычки, подчеркивая тем самым, что употребляет его не в экономическом смысле. Связи рода с землей ритуально-мифологические. Община, состоящая из семей и включающая членов не только одного рода, - это группа, живущая на земле и использующая ее для охоты и собирательства; это - экономическое единство. Связи общины с землей экономические. В то же время обе социальные категории теснейшим образом взаимосвязаны. Аборигены, по словам Р. Берндта, экономически зависят не только от их земли и ее ресурсов, не только от религиозно-ритуального комплекса, который, как они верят, делает возможным само существование этих ресурсов, но и от других людей. «Орда» - не просто совокупность семей. Это – коллектив, члены которого прочно связаны между собой взаимными обязательствами и взаимной ответственностью. Здесь все зависят друг от друга. Таков социально-экономический базис этого общества [182, с. 189-199].

У. Станнер пишет о двух категориях земельных владений, с которыми связана каждая австралийская территориальная группа (община). Первую он называет «владение» (estate). Это «страна», точнее, локус, духовный центр, система тотемических святилищ патрилинейного рода, образующего ядро общины, видимо, то, что Й. Фалькенберг определяет как «территорию рода». Следует заметить, впрочем, что только локализованный род может образовать ядро общины; существуют, однако, общины, состоящие из представителей нескольких (более двух) нелокализованных родов. Вторую категорию У. Станнер называет «область», «пространство» (range). Этот термин он употребляет тогда, когда говорит о земле, на которой вся община, включая родовое ядро и людей, влившихся в нее по браку, охотится и занимается собирательством. Вместе обе категории образуют то, что Станнер обозначает термином «domain». Обычно они совпадают. Однако при неблагоприятных условиях range может простираться на земли соседей, если последние готовы разделить пищу и воду с теми, кому их не хватает. Первая категория обусловлена ритуальными, или тотемическими, связями с землей, вторая - экономическими [539].

В 1978 г. в Париже состоялась конференция, посвященная охотникам и собирателям. А. Тестарт, автор одного из докладов, предложил различать две социальные структуры: тотемические роды, связанные со священными тотемическими центрами (он называет их землевладеющими группами), и общины, основные экономические ячейки общества, объединения землепользователей, совместно добывающих на своей земле средства существования [564]. Подчеркивая взаимодействие этих двух структур, докладчик указал на односторонность взглядов как А. Радклиф-Брауна, так и его оппонентов Л. Хайэтта, М. Меггитта и др. Но сам Тестарт, подобно многим этнографам, не учитывает, что родовая собственность на землю - это не собственность в объективно-экономическом смысле и что экономическим субъектом собственности на землю является община. Это было ясно еще Л. Уорнеру: «Так называемая „собственность рода на землю имеет мало общего с собственностью в экономическом ее понимании»