В 1950-х гг. археологические исследования ольмекских памятников в штатах Табаско и Веракрус продолжаются. Ф. Дракер публикует специальную работу по керамике Ла-Венты, а затем воз­вращается в район Ла-Венты сначала в 1952 г. вместе с Эдуардо Контрерасом, а потом в 1955 г. с Робертом Хейзером и новым масштабным проектом под эгидой Национального географического Общества, Смитсоновского института и Калифорнийского Университета (Беркли)[91].

В рамках проекта были предусмотрены раскопки и исследования в прилегающих к Ла-Венте районах. На самом памятнике в результате работ были открыты новые ритуальные выкладки из полированных кельтов и жадеитовых украшений (всего более 30), а также уникальнейшей микроком­плекс, состоящий из 16 серпентиновых и жадеитовых фигурок и шести крупных кельтов, который отображал сцену некоего ритуала[92].

Эта находка получила название «клад № 4» (Offering N 4) и была обнаружена в пределах комп­лекса A (Complex А). Комплекс А располагается на север (с отклонением по оси на 8 °) от крупней­шего сооружения в Ла-Венте - огромной земляной пирамиды высотой 34 м - и представляет собой симметрично спланированный ансамбль из округлой насыпи (А-3) и двух вытянутых насыпей (mounds) (А-4 и А-5), к которым примыкает выделенная каменными столбами и блоками прямоугольная пло­щадка (plaza). Внутри площадки также симметрично прослеживаются еще две вытянутых насыпи platforms) вдоль направления на север (северо-западная и северо-восточная) и одна в центре. Венча­ет композицию крупная округлая насыпь А-2. Одна из реконструкций предполагает, что оплывшие контуры насыпей и платформ в оригинале могли иметь прямоугольные очертания, а насыпь А-2 представлять собой небольшую ступен­чатую пирамиду Клад № 4 был найден у подножия северо-западной на­сыпи под полом площадки. «Комп­лекс обнаружился во второй полови­не дня практически в конце рабочей смены. Необходимо было расчис­тить, зарисовать, сфотографировать и снять находки в течение несколь­ких часов до наступления темно­ты...»[93].

По описанию археологов, 6 кельтов (№ 1—6) из жадеита были вертикально установлены в ряд, а 16 фигурок (№ 7-22) располагались по­лукругом перед кельтами (рис. 25, 26). При этом кельты занимают во­сточную часть композиции, а фигур­ки - северную, западную и южную (рис. 27,28). Фигурки расположены согласно определенному замыслу. Одна из них (№ 7) занимает особое положение: она стоит практически вплотную спиной к ряду кельтов и лицом к основной группе. Кроме того, эта фигурка - единственная, выполненная из нетрадиционного сырья - мелкозернистого песчаника. Из остальных фигурок две (№ 9 и 22) изготовлены из жадеита и 13 из серпентина, близкого жадеиту по структуре и цветовому оттен­ку. Четыре фигурки (№ 8-11) выстроились одна за другой и «двигаются» навстречу фигурке № 22. Оставшиеся участники сцены «наблюдают» за ними (рис. 29).

Основания кельтов и ноги фигурок были зафиксированы на небольшом холмике из красновато-коричневого песка. Затем вся композиция была засыпана светлым (в описании белым) песком и частично коричневым, чтобы полностью сровнять место тайника с поверхностью. После этого сле­дует слой коричнево-серого песчанистого заполнения, на который был выложен (в четыре разноокрашенных и разновременных уровня) пол площадки.

Однако на этом история тайника не закончилась. Через некоторое время че­рез все слои пола и песка было прокопано вертикальное отверстие диаметром, иде­ально совпадающим с диаметром тайни­ка. Примечательно, что выполнена эта операция была не в грабительских целях. Отверстие было прокопано лишь до уров­ня голов фигурок и верхней части кель­тов. После этой «проверки» композиция была снова запечатана (рис. 30).

Точность этой проверки сохраннос­ти тайника позволила авторам раскопок логично заключить, что в распоряжении инспектирующих должны были иметься некие планы о нахождении и расположе­нии подобных объектов в пределах все­го комплекса А. Они также упоминают о находке рядом с кельтом № 3 двух плохо сохранившихся фрагментов рук еще од­ной (семнадцатой?) фигурки из глинистого сланца. По их предположению, это могли быть остатки фигурки, занимавшей по­ложение рядом с фигуркой № 7. В силу химических особенностей грунта фигур­ка быстро разрушалась и была удалена как раз во время проверки.

Первые фотографии этой находки появились на страницах журнала «National Geographic» в статье, озаглав­ленной «Дары Богу-Ягуару»[94].

Новый цикл работ в Ла-Венте со­провождался получением первых радио­углеродных датировок для ольмекского памятника. Всего в 1955 г. для анализа было отобрано девять образцов. Резуль­таты анализа оказались следующими; М-535 - 1154 ± 300 г. до н. э.(1454 - 854 г. до н. э.); М-529 - 904 ± 300 г. до н. э. (1204 -604 г. до н. э.); М-534 - 714 ± 300 г. до н. э. (1014-414 г. до н. э.); М-532-694± 300г. до н. э. (994 - 334 г. до н. э.); М-531 - 604 ± 300 г. до н. э. (904 - 304 г. до н. э.); Л4-530 - 804 ± 300 г. до н. э. (1104 - 504 г. до н. э.); М-533 - 174 ± 300 г. до н. э. 474 г. до н. э. - 126 г. н. э.); М-528 - 444 ± 250 г. до н. э. (694 - 194 г. до н. э.); М-536 - 574 ± 300 (874 - 274 г. до н. э).

Данные анализа существенно отлича­лись от ранее предлагавшейся хронологии памятника, поэтому Ф. Дракеру пришлось кардинально пересмотреть свое отношение ко времени суще­ствования и периодизации ольмекской культуры в Ла-Венте. Теперь он констатировал, что даты уклады­ваются в промежуток 800-400 гг. до н. э., а сам памятник является однокультурным и синхронен среднему этапу в Трес-Сапотес. Нижний этап Трес-Сапотес виделся Ф. Дракеру древнее Ла-Венты и мог относить­ся, по его мнению, ко времени не позднее ГХ в. до н.э. Для Ла-Венты было предложено несколько «фаз» (Phases I-IV) создания земляных насыпей, мозаичных выкладок и крупных жертвенных комплексов.

К концу 1950-х гг. концепция Ф. Дракера выглядела следующим образом: в самом низу хроноло­гической колонки располагался нижний этап Трес-Сапотес (до IX в. до н. э.), затем средний этап Трес-Сапотес и Ла-Вента (в пределах 800 г. до н. э. - конца I тыс. до н. э.) и, наконец, верхний этап Трес-Сапотес, относимый уже к I тыс. н. э.[95]

К несколько иным выводам пришли Р. Хейзер и Р. Сквайр, поскольку не видели существенной разницы между средним и нижним этапами Трес-Сапотес (по их терминологии, это один этап Трес-Сапотес I). Однако в целом схема Р. Хейзера также состояла из трех этапов: Ла-Вента, Серро-де-лас-Месас (нижний I) и Трес-Сапотес I, Серро-де-лас-Месас (нижний II) и верхний комплекс Трес-Сапотес (Трес-Сапотес II)[96].

Параллельно с работами в Ла-Венте в пределах Мезоамерики и Центральной Америки в 1950-х гг. проводилась целая серия интереснейших археологических исследований на памятниках, материалы которых в той или иной форме приносили новую информацию о распространении изделий, выполнен­ных в «ольмекском» стиле или о следах возможного ольмекского пребывания или влияния.

Так, при раскопках памятника Тлатилько в одном из сотен изученных погребений был найден жадеитовый зуб, который был помещен в рот покойного[97]. Американский Фонд археологии Нового Света спонсировал в конце 1950-х гг. раскопки в штате Чиапас под руководством Гарета Лоува. В многочисленных публикациях по результатам этих раскопок описываются находки, соотносимые с ольмекской культурой[98]. Еще более отдаленные районы были вовлечены в «ольмекскую головолом­ку»: Стэнли Боггс опубликовал статью о наскальных изображениях с ольмекскими чертами в Эль-Сальвадор, Эдвин Шук - об ольмекской скульптуре с тихоокеанского побережья в Гватемале, а Карлос Бальсер - о находках с характерными признаками «baby-face» (детских лиц) в Коста-Рике[99].

Продолжалась и дискуссия о районе происхождения «ольмекского стиля». Р. Пина Чан после про­ведения частичных раскопок в Чалкатзинго приводил аргументы в пользу штата Морелос; М. Коваррубиас указывал, что наличие ольмекских изделий в Герреро не может быть объяснено только торго­выми отношениями, а присутствие ольмеков в районе тихоокеанского побережья, возможно, предше­ствует их появлению в районе Мексиканского залива[100].